гл.страница легенды мистика старая Прага дома, улицы выставки контакты

Магическая Прага
Анжело Мария Рипеллино

Пражская литература изобилует разными куколками, големами, марионетками, восковыми статуэтками, паноптикальными персонажами, тряпочными куклами и играющими автоматами. В романе Колара Pekla zplozenci, в этой кладовой обветшавших романтических реквизитов, итальянский некромант Скотта, фаворит Рудольфа II, собирается четвертовать молодого Вилема, чтобы потом его конечности вложить в алхимическую печь атанор, внутри которой произошел бы его брак с бессмертной Семпитерной. Когда самонадеянный чернокнижник неосмотрительно отошел, Вилем влезает в атанор, где на кушетке неподвижно лежит его будущая супруга, и обнаруживает, что у Семпитерны под париком голый череп из дерева, и она протягивает руки и двигается только, когда заведут ее душу - часовой механизм. Разозленный Вилем переворачивает лабораторию вверх дном, вскипая гневом, что никчемный Скотта хотел дать ему в жены деревянную куклу, сбегает в Фаустов дом. За ним несется Семпитерна, скрипя заклепками, скрежеща колесами и пружинами, «как тело, снятое с виселицы».

Белена или болиголов - трудный выбор. Карлик Кийорк Араб из романа Кроуфорда, не менее жуткий. Этот бальзамировщик верит, что человеческое тело может противостоять времени так же долго, как египетские пирамиды. В его пражском кабинете чучела животных и людей, головы, мумии разного вида, а к этому и коллекция оружия дикарей, африканских масок, фетишей, барабанов и других вещей. Кийорк пытается всякими эликсирами и загадочными механизмами, стеклянными сердцами и электрическим током пробудить к жизни мертвые клетки и вернуть мумиям свежесть. Но трупы не реагируют, разве что мимолетной ухмылкой или коварным подмигиванием.

Мумии и восковых дев в большом количестве найдем и у Густава Майринка. В «Големе» у уродливого старьевщика Аарона Вассертрума «с круглыми рыбьими глазами» и заячьей губой в его лавке под кучей барахла спрятана «восковая фигура человеческого размера», которую он купил где-то на ярмарке. На странные терафимы, божки каббалистов, созданные из человеческих голов, консервированные в соли, с кусочком жести под языком, похоже создание мрачного персиянина Могамада Дараш-Кога, Сатаны, который в рассказах Майринка бывал частым гостем: это Аксель, человеческая голова со светлыми волосами и открытыми глазами, висящая за темя на медном шесте, закрепленном в потолке. Шею закрывает шелковый платок, под которым пульсируют розовые доли легких и сердце, соединенное золотыми проводами с электрической машинкой на полу.

А вот еще ожившая мумия из рассказа Якуба Арбеса «Мозг Ньютона» о жулике, который, несмотря на то, что пал в битве у Градца Кралове в 1866 году, появился однажды в Праге и устроил своеобразный сеанс для общества ученых, аристократов и богачей. Сначала перед ними был просто катафалк с телом в офицерской униформе, но покойник медленно оживает, как заряженный электрическим током, чтобы, наконец, выйти из гроба. Все окутано тьмой, а когда зажгли свечи, перед обществом стоял жулик в своем старом фраке, снял, как шляпу, верхнюю часть черепа, которую ему срезала прусская сабля, и невозмутимо держа ее в руке, пояснил застывшей публике, что заменил свой мозг мозгом Ньютона, который украл в Британском музее.

Можно бесконечно перечислять беспокойные пражские марионетки, мумии, коварные чучела в витринах. Среди них первенство принадлежит большому тигру меховщика Прохазки на Фердинандовой тршиде. Чучело хищника в конце 19 века стало неотъемлемой частью города над Влтавой. Ужасающий тигр, окруженный привлекательными меховыми изделиями, держал в открытой пасти муфту последней моды, а на голове у него была залихватски надетая шапка из выдры или бобра. Пан Прохазка охотно давал попользоваться своим талисманом организаторам маскарадных балов и карнавалов, где в джунглях из бамбука, пальм и руин тигр помогал создать иллюзию мишурного Востока.

К разновидностям пражских автоматов принадлежит и Одрадек Кафки, звездообразная шпулька для ниток, которая может стоять и ходить. Свою принадлежность к Праге доказывает именем, происходящим от чешского глагола odradit - отпугивать. Над этой шпулькой запутанных ниток можно долго рассуждать, марионетка ли это или многозначный предмет, издающий звук «как шелест падающих листьев», механическая кукла, или безделушка с барахолки, управляемая таинственными импульсами, подобно двум целлулоидным мячикам, прыгающим в комнате престарелого Блуменфельда.

В воображаемый музей пражских кукол я бы включил и Пражский Езулатко, восковую статуэтку, которая в соответствии с церковным календарем наряжается в различные, всегда великолепные облачения из вышитого шелка и украшенного золотом бархата. Статуэтка попала в Прагу во времена Рудольфа II, когда между чешским и испанским дворянством были оживленные отношения. В отличие от Голема, которые и после его превращения в глину, приносит только вред и замешательство, прелестное Езулатко, выставленное в кармелитском барочном костеле Девы Марии Победоносной, приносит благословение, исцеляет больных, дает надежду унылым, является несравненным лекарем тел и душ. И неважно, что главным благодетелем этого мрачного храма, в криптах которого демонстративно выставлены в открытых гробах мумии усопших защитников ордена кармелитов, был безжалостный испанский генерал Бальтазар де Маррадас, человек, который в легенде Зеера Inultus (1895) заказал скульптору Флавии Сантини статую умирающего Христа.

Статуэтку Езулатко помещаем здесь как талисман, как защиту и помощь от сглаза, угрожаемого големами и восковыми девами, которых я так неосторожно вызвал.

Утка из латуни, музыкант с флейтой, турок, играющий в шахматы, все эти диковины на часовом механизме, автоматы с валиками и шестернями, говорящие головы, движущиеся восковые куклы - это безвредные игрушки по сравнению с роботами Чапека. Слово «робот» Карел Чапек произвел от слова robota (барщина), работа, которую крепостной выполнял для своего хозяина.

Роботы Чапека такого же вида, что и Голем, и хотя изготовлены на каком-то далеком острове, выросли на пражской почве из ее злого колдовства. Голем создан из глины и оживлен шемом - табличкой с именем Бога. Также и роботы состоят не из пружин и поршней как ярмарочные автоматы, а появляются из химических соединений, которые ведут себя как протоплазма (которая по мнению Йозефа Чапека некое «органическое желе»), которую открыл философ Россум (разум), старый эксцентрик и удивительный безумец.

Подобно голему, характером помощника, послушного, но коварного, обладают и роботы, название которых образовано от слова «раб». Это совершенные искусственные организмы, которые не знают боли, влечения, страха перед смертью, очень выносливые, работоспособные, хорошо компенсируют несовершенство устройства человека.

Фантазия даже нашла бы гармонию в понятиях «робот» и «рабби». Но в отличие от угрюмого Голема раввина Лева, роботы, хоть и тоже без души, обладают «удивительной сообразительностью и памятью». Чтобы преодолеть глиняного колосса, голема, достаточно вынуть у него изо рта шем. Роботы представляют собой компактную однородную массу, которую никто не может преодолеть.

Город страшный, в котором популярны пирожные со сливками в виде гробиков, в котором гробы выпадают из погребальных фургонов и где доктор Казисвет воскрешает советника Шепелера под звуки реквиема. Это город эликсира, где слабая и вялая Исмена с помощью мышьяка расцветает до красоты Мадонны Мурильо. К сожалению, ненадолго - яд ее убивает.

Город колдовской, где помутневшее украшение из опала предвещает несчастье. Город волшебный, в котором засохшая эфиопская лилия покидает гербарий и вмешивается в человеческие судьбы. А также и город, в котором без устали бродят духи, и их становится все больше, как грибов после дождя. Скелеты, обезглавленные рыцари, плачущие белые пани, прозрачные монашки и усохшие монахи, сорвавшиеся с виселиц жертвы эшафота, заколдованные скупцы, неотмоленные некрещенные младенцы, ноющие злодеи, надменные распутницы. Невыкупленные души, огненные мужчины, кровавые тела с кинжалом в груди, вампиры, домовые, апокалиптичные змеи, бессилие и оспа. Герольды чумы на мглистых запутанных пражских улицах, которые от Янского вршка спускаются по склонам Градчан, по коридорам дворцов с непонятными гербами, толпятся на закрытых кладбищах и в криптах, в старых недействующих монастырях, особенно доминиканских, в домах непривычной планировки, как например, дом «У Золотого колодца», в огромных пустующих зданиях, как Чернинский дворец, который был построен недалеко от места, где княжна Драгомира в тучах адской серы провалилась прямо в пекло.

От нездоровых плодов пражской фантазии становится не по себе и самому залихватскому читателю.
Белые поля моей страницы заняли пражские привидения. По бывшему доминиканскому монастырю в Кармелитской улице, в котором ненадолго размещался театр, бродит обезглавленная Лаура - артистка, которая полюбила влиятельного и благородного графа. Когда ее муж, обычный комедиант, узнал об измене, то отрезал неверной жене ее красивую голову и послал ее Его Сиятельству. С тех пор Луара шуршит в коридорах бывшего монастыря розовым шелковым платьем, украшенным воланами, с браслетами и красивыми жемчужными бусами на безглавой шее.

В малостранском костеле св. Яна на Прадле, где была богадельня и прачечная, жила в свое время жадная и грубая вдова, которая спрятала имущество в крипте. Потом каждую ночь приходил ее страшить дух черного монаха и жалобно ее просил дать один единственный дукат, потому что в свое время он на эту сумму обобрал Дом Господа, а теперь хочет исправить свою вину. Вдова долго проявляла нежелание, чертила круг из святой воды вокруг своей постели. Наконец, чтобы уже монах оставил ее в покое и дал выспаться, бросила призраку талер. Монах вскочил в черную карету, запряженную двумя козлами, ворота перед ним с грохотом раскрылись, и наступила тишина. Но монета была фальшивая, и на следующую ночь монах появился снова и задушил скупую женщину. Каждую ночь у св. Яна на Прадле из земли появляется черная карета с запряженными адскими козлами. В ней сидит черный монах, который под гул и треск колес, щёлканье кнута и блеяние запряженных козлов, объезжает окрестности. Появляется скупая вдова и тоже страшит в костеле, а на лбу у нее выжжен фальшивый талер.

На Козьем пятачке бродит со связкой ключей толстая хозяйка в накрахмаленных юбках. При жизни была грозой для служанок и белошвеек, никогда ее кринолин не был достаточно округлым и отутюженным. Теперь дует прохожим под платье и пальто так, что они чуть не взлетают, как воздушный шар.

Прямо около борделя «У Десяти дев» на Озерове появляется из тьмы еврейка с волосами, черными, как вороново крыло, глазами, как уголь, нескромно призывая к себе ночных прохожих. Выбранного потом одурманит поцелуями и вынудит танцевать, пока бедняга не упадет наземь без сознания.

Одно время каждую пятницу в полночь появлялась другая соблазнительница, томная красавица. Она выходила из серебряной кареты и с печальным пением прогуливалась по кладбищу по соседству с костелом св. Мартина в стене. Из окна напротив ей начал аккомпанировать на гитаре один молодой человек. Благодарный и многообещающий взгляд полуночной девушки проник юноше в сердце, он сел к ней в карету, и простыл его след на земле.

В 70-е годы прошлого века в Прагу приехала дама свободных нравов, обвешанная стеклянными колье и фальшивыми украшениями, в черном платье из блестящего шелка, с густой вуалью на лице. Она поселилась в отеле «У Черного коня» (U cerneho kone) На Пршикопах. Таинственная путешественница предложила богатый ужин и пятьдесят тысяч золотых молодому человеку за одну ночь наслаждений. Многие франты вошли в ее апартаменты и сбежали, обливаясь холодным потом, не в силах вымолвить ни слова, когда увидели, что у черной дамы голова скелета.

По Эмаузскому монастырю по ночам бродит обезглавленный монах, который мерзко промотал подаяния на выпивку и свах. В своей слепоте даже украл облатку из дарохранительницы, за что его обезглавили. Грязные засаленные сутаны, коричневые рясы, тела без лиц собираются около нас и умоляют о погребении и искуплении. В свое время призраки предшествовали бедствиям (предупреждали о бедствиях). Например, одной мартовской ночью 1713 года в снежную метель в Прагу прибыл кавалер на хромом черном коне и слез в одном староместском трактире. Это была сама чума. Лицо у кавалера было желтое, как воск, губы сухие и посиневшие, на шляпе было огромное черное перо, прикрепленное розой и золотым шнуром, но под одеждами скрывался скелет. Первой жертвой эпидемии, быстро распространившейся по всему королевству, стала красавица-горничная, которую кавалер обнял и поцеловал смрадными губами, когда она застилала ему постель.

Однако трудно понять суть некоторых привидений. Дом, когда-то иезуитский, в данное время собственность пана Прохазки, в декабре 1874 года пострадал от игры на трубе, сопровождавшейся сотрясением чердака, звоном скатывающейся посуды и стонами. Целый кордон полиции вынужден был удерживать любопытных на расстоянии. Кто-то видел, как по воздуху летела иезуитская черная шапочка. Другие считали, что в доме проказничает дух убийцы, спровадившего со света целую семью. Бабки зажигали свечи, обильно кропили святой водой и загадывали номера в лотерее. Как из-за одной собаки могут лаять все собаки в деревне, так и из-за одной трубы началось целое смятение во всей округе. Спустя три недели призрачная труба умолкла, но начались варьете и балы, потому что она инспирировала одну польку и одну балладу. В то время уже целая Прага устремилась в деревянную постройку, в которой остановился бродячий театр духов пана Bergheera. На темной сцене мелькали туманные завывающие чудища и скелеты, против которых напрасно размахивал мечом живой человек. Эти захватывающие видения проецировались на сцену снизу с помощью рефлекторов и зеркал.

Очень плодородной почвой для пражских привидений были баллады, разные питавалы. Душещипательные истории Попелки Билиановой, сенсационные уголовные романы и иллюстрированные репортажи. Свежим приобретением для рассадника призраков и ужасных историй были сюрреалисты, горящие воодушевлением к ужасам. Особенно у Незвала была слабость к бульварной макулатуре об убийствах и сенсациях, к «пражским тайнам», к какой-нибудь мерзкой халтуре, описывающей «грязь мегаполиса», которую в конце 19 века разные второсортные издатели, например, Алоиз Гинек, выпускали для доверчивого читателя.

Город паноптикум, город восковых статуй, кровавых историй, зодиак призраков, город, в котором надменные графини в белом парике заказывали себе туфли из хлеба, потому что обычная обувь им уже наскучила, устраивали такие пышные балы, что в их дворцы била молния, а черт относил их в ад заживо.

Из немецкой оккупации пражские слухи создали новое привидение - дитя затмений. Это был Перак, человек, двигающийся на пружинах, высокий и незаметный, который благодаря своей проворности разрушал ловушки нацистов и скрывался от их преследования.

Пражские привидения, хотя многие уже исчезли и нашли покой, а многие, удрученные, боязливо прячутся по углам, все еще так многочисленны, что было бы выгодно использовать их для привлечения туристов со слоганом: «Старая Прага, любимый центр разнообразных духов» или «Каждую полночь - вихрь первосортных чудовищ». К карнавалу популярных призраков и адских чудищ можно еще добавить тени, которые роятся около моста Легий в «Эдисоне» Незвала, и мертвых ангелов Голана. Я еще добавил бы фантом одной своей знакомой, которая в ветхом доме в Островни улице, окруженная стопками выгоревших журналов, перевязанных веревкой, каждую ночь играет на клавире, как делала это при жизни. Это привидение - пани Гушкова, которой замужество за банковским сотрудником преградило путь на концертную сцену.

* * *

Барокко проникло в Прагу примерно через 30 лет после победы Фердинанда II на Белой горе и после заключения Вестфальского мира. Как только противореформаторы разгромили «отвратительный мятеж», так посвятили себя ревностному и усердному богоугодному выкорчевыванию еретических сорняков, изгнанию антихристовых заблуждений и сатанинских обрядов.

У Габсбургов было достаточно мощи, чтобы вынудить благородных и образованных панов покинуть страну, если они не согласны сменить веру. Их собственность конфисковали и разделили между горсткой генералов и подражателей, которые, встав на сторону победителей, молниеносно разбогатели.

Сначала барокко проникло в жизнь Чехии как чужак, как искусство приручающее и обольщающее, агрессивное знамя противореформации, как церемонное ликование Церкви над предсмертным хрипом побежденного народа. Народ сначала смотрел на его плоды как на нарцисс, расцветающий из смрадной подгнившей луковицы.

Горькая жизнь побежденных - от того, кто не ходил на мессы, пахло ересью; кропильницы распространялись, как грибы после дождя; проповеди, индульгенции и катехизис камнем ложились на душу; дарохранительницы изменили форму.

Малостранский костел св. Троицы, который принадлежал лютеранам, в 1624 году был передан босым кармелитам из Испании, а те его в 1636-1644 гг. перестроили в стиле барокко и переименовали на костел Девы Марии Победоносной, т.е. Мадонны, которая помогла Габсбургам победить на Белой горе.

Так вкралась в ядро Праги хмурая, ханжеская испанщина, символом которой стало не только пражское Езулатко, но и дон Балтазар де Маррадас, императорский фельдмаршал, командующий пражским гарнизоном, который предоставил средства для перестройки.

Самозванцы, которые присвоили себе имущество эмигрировавших и повешенных, мечтали утереть всем нос, продемонстрировать свои возможности, и так вспыхнула строительная эпидемия. Императорские предводители наемного войска и монашеские конгрегации безоглядно сносили целые кварталы и на их месте возводили подавляющие монументальные здания, роскошные жилища для мании величия.

Генералиссимус Альбрехт Вальдштейн, без колебаний приказал снести 26 домов, три сада и один кирпичный завод, чтобы в сердце Малой Страны в 1623-1630 построить роскошный трехэтажный дворец с пятью дворами и садом - слоновий дворец, неуклюжую постройку с фасадом, декорированным утомительной чередой симметричных окон.

«Адмирал морей Атлантического и Балтийского» не терпел шума, его беспокоил даже писк воробья. После гулких битв генералиссимус так строго требовал тишины, что офицеры из его свиты не решались открыть рот в пустых помещениях его дворца, или говорили так приглушенно, будто кающиеся на исповеди. В княжеской прихожей пажи и лакеи следили, чтобы Шум, или сама жизнь, не проникла в покои Вальдштейна.

Иезуиты сровняли с землей 32 дома, два сада и один доминиканский монастырь, чтобы построить свой Клементинум (1653-1679) - огромный блок, втиснутый среди староместских домиков, рустованную крепость, вызывающую и надменную, образ превосходства и преданности.

На фасаде чередуются мощные граненые колонны с однообразными вертикальными полосами, связывающими окна отдельных этажей. Такая же монотонная и внутренняя сеть бесконечных коридоров, напоминающих тревожные видения Кубина.

Также и дворец графа Гумпрехта Яна Чернина из Худениц (1669-1692) кичится неадекватными размерами, будто бы с упорным высокомерием хотел затмить сам Пражский град. Холодный и чопорный дворец производит мрачное впечатление, начиная с колоссального фасада, где между окнами высовываются тридцать палладиовских полуколонн на слишком высоких прямоугольных основаниях.

Пришедшее в Прагу барокко отличается склонностью к преувеличению, навязчивому повторению одного и того же мотива, гигантизмом, манией величия строителей, считавших себя избранными. Сама обширность построек, члененных монументальными колоннами и пилястрами, свидетельствует о неодолимой жадности новой власти забрать для себя как можно больше места, владеть. Эти строгие резиденции без малейшей искры легкости больше напоминают не дворцы, а окопавшийся лагерь на вражеской территории.

Но на рубеже 16 и 17 веков условия изменились. Дворянство, которое привыкло быть наивысшей инстанцией в своих великолепных дворцах, выходит из-под зависимости венского двора. Чешское духовенство воскрешает местные традиции и культ Яна Непомуцкого славными рисунками, паломничеством и праздниками. Демонстративные торжества по случаю беатрификации (провозглашения благословенным) в 1721 году и канонизации в 1729 году этого святого повышает значение чешской епархии в католическом мире.

Angelo Maria Ripellino


гл.страница легенды мистика старая Прага дома, улицы выставки контакты