гл.страница | легенды | мистика | старая Прага | дома, улицы | выставки | контакты |
---|
Белена или болиголов - трудный выбор. Карлик Кийорк Араб из романа Кроуфорда, не менее жуткий. Этот бальзамировщик верит, что человеческое тело может противостоять времени так же долго, как египетские пирамиды. В его пражском кабинете чучела животных и людей, головы, мумии разного вида, а к этому и коллекция оружия дикарей, африканских масок, фетишей, барабанов и других вещей. Кийорк пытается всякими эликсирами и загадочными механизмами, стеклянными сердцами и электрическим током пробудить к жизни мертвые клетки и вернуть мумиям свежесть. Но трупы не реагируют, разве что мимолетной ухмылкой или коварным подмигиванием.
А вот еще ожившая мумия из рассказа Якуба Арбеса «Мозг Ньютона» о жулике, который, несмотря на то, что пал в битве у Градца Кралове в 1866 году, появился однажды в Праге и устроил своеобразный сеанс для общества ученых, аристократов и богачей. Сначала перед ними был просто катафалк с телом в офицерской униформе, но покойник медленно оживает, как заряженный электрическим током, чтобы, наконец, выйти из гроба. Все окутано тьмой, а когда зажгли свечи, перед обществом стоял жулик в своем старом фраке, снял, как шляпу, верхнюю часть черепа, которую ему срезала прусская сабля, и невозмутимо держа ее в руке, пояснил застывшей публике, что заменил свой мозг мозгом Ньютона, который украл в Британском музее.
К разновидностям пражских автоматов принадлежит и Одрадек Кафки, звездообразная шпулька для ниток, которая может стоять и ходить. Свою принадлежность к Праге доказывает именем, происходящим от чешского глагола odradit - отпугивать. Над этой шпулькой запутанных ниток можно долго рассуждать, марионетка ли это или многозначный предмет, издающий звук «как шелест падающих листьев», механическая кукла, или безделушка с барахолки, управляемая таинственными импульсами, подобно двум целлулоидным мячикам, прыгающим в комнате престарелого Блуменфельда. ![]() Статуэтку Езулатко помещаем здесь как талисман, как защиту и помощь от сглаза, угрожаемого големами и восковыми девами, которых я так неосторожно вызвал. Утка из латуни, музыкант с флейтой, турок, играющий в шахматы, все эти диковины на часовом механизме, автоматы с валиками и шестернями, говорящие головы, движущиеся восковые куклы - это безвредные игрушки по сравнению с роботами Чапека. Слово «робот» Карел Чапек произвел от слова robota (барщина), работа, которую крепостной выполнял для своего хозяина. Роботы Чапека такого же вида, что и Голем, и хотя изготовлены на каком-то далеком острове, выросли на пражской почве из ее злого колдовства. Голем создан из глины и оживлен шемом - табличкой с именем Бога. Также и роботы состоят не из пружин и поршней как ярмарочные автоматы, а появляются из химических соединений, которые ведут себя как протоплазма (которая по мнению Йозефа Чапека некое «органическое желе»), которую открыл философ Россум (разум), старый эксцентрик и удивительный безумец.
Фантазия даже нашла бы гармонию в понятиях «робот» и «рабби». Но в отличие от угрюмого Голема раввина Лева, роботы, хоть и тоже без души, обладают «удивительной сообразительностью и памятью». Чтобы преодолеть глиняного колосса, голема, достаточно вынуть у него изо рта шем. Роботы представляют собой компактную однородную массу, которую никто не может преодолеть. Город страшный, в котором популярны пирожные со сливками в виде гробиков, в котором гробы выпадают из погребальных фургонов и где доктор Казисвет воскрешает советника Шепелера под звуки реквиема. Это город эликсира, где слабая и вялая Исмена с помощью мышьяка расцветает до красоты Мадонны Мурильо. К сожалению, ненадолго - яд ее убивает.
От нездоровых плодов пражской фантазии становится не по себе и самому залихватскому читателю. Белые поля моей страницы заняли пражские привидения. По бывшему доминиканскому монастырю в Кармелитской улице, в котором ненадолго размещался театр, бродит обезглавленная Лаура - артистка, которая полюбила влиятельного и благородного графа. Когда ее муж, обычный комедиант, узнал об измене, то отрезал неверной жене ее красивую голову и послал ее Его Сиятельству. С тех пор Луара шуршит в коридорах бывшего монастыря розовым шелковым платьем, украшенным воланами, с браслетами и красивыми жемчужными бусами на безглавой шее.
На Козьем пятачке бродит со связкой ключей толстая хозяйка в накрахмаленных юбках. При жизни была грозой для служанок и белошвеек, никогда ее кринолин не был достаточно округлым и отутюженным. Теперь дует прохожим под платье и пальто так, что они чуть не взлетают, как воздушный шар. Прямо около борделя «У Десяти дев» на Озерове появляется из тьмы еврейка с волосами, черными, как вороново крыло, глазами, как уголь, нескромно призывая к себе ночных прохожих. Выбранного потом одурманит поцелуями и вынудит танцевать, пока бедняга не упадет наземь без сознания. Одно время каждую пятницу в полночь появлялась другая соблазнительница, томная красавица. Она выходила из серебряной кареты и с печальным пением прогуливалась по кладбищу по соседству с костелом св. Мартина в стене. Из окна напротив ей начал аккомпанировать на гитаре один молодой человек. Благодарный и многообещающий взгляд полуночной девушки проник юноше в сердце, он сел к ней в карету, и простыл его след на земле.
По Эмаузскому монастырю по ночам бродит обезглавленный монах, который мерзко промотал подаяния на выпивку и свах. В своей слепоте даже украл облатку из дарохранительницы, за что его обезглавили. Грязные засаленные сутаны, коричневые рясы, тела без лиц собираются около нас и умоляют о погребении и искуплении. В свое время призраки предшествовали бедствиям (предупреждали о бедствиях). Например, одной мартовской ночью 1713 года в снежную метель в Прагу прибыл кавалер на хромом черном коне и слез в одном староместском трактире. Это была сама чума. Лицо у кавалера было желтое, как воск, губы сухие и посиневшие, на шляпе было огромное черное перо, прикрепленное розой и золотым шнуром, но под одеждами скрывался скелет. Первой жертвой эпидемии, быстро распространившейся по всему королевству, стала красавица-горничная, которую кавалер обнял и поцеловал смрадными губами, когда она застилала ему постель.
Очень плодородной почвой для пражских привидений были баллады, разные питавалы. Душещипательные истории Попелки Билиановой, сенсационные уголовные романы и иллюстрированные репортажи. Свежим приобретением для рассадника призраков и ужасных историй были сюрреалисты, горящие воодушевлением к ужасам. Особенно у Незвала была слабость к бульварной макулатуре об убийствах и сенсациях, к «пражским тайнам», к какой-нибудь мерзкой халтуре, описывающей «грязь мегаполиса», которую в конце 19 века разные второсортные издатели, например, Алоиз Гинек, выпускали для доверчивого читателя.
Из немецкой оккупации пражские слухи создали новое привидение - дитя затмений. Это был Перак, человек, двигающийся на пружинах, высокий и незаметный, который благодаря своей проворности разрушал ловушки нацистов и скрывался от их преследования. Пражские привидения, хотя многие уже исчезли и нашли покой, а многие, удрученные, боязливо прячутся по углам, все еще так многочисленны, что было бы выгодно использовать их для привлечения туристов со слоганом: «Старая Прага, любимый центр разнообразных духов» или «Каждую полночь - вихрь первосортных чудовищ». К карнавалу популярных призраков и адских чудищ можно еще добавить тени, которые роятся около моста Легий в «Эдисоне» Незвала, и мертвых ангелов Голана. Я еще добавил бы фантом одной своей знакомой, которая в ветхом доме в Островни улице, окруженная стопками выгоревших журналов, перевязанных веревкой, каждую ночь играет на клавире, как делала это при жизни. Это привидение - пани Гушкова, которой замужество за банковским сотрудником преградило путь на концертную сцену.
У Габсбургов было достаточно мощи, чтобы вынудить благородных и образованных панов покинуть страну, если они не согласны сменить веру. Их собственность конфисковали и разделили между горсткой генералов и подражателей, которые, встав на сторону победителей, молниеносно разбогатели. Сначала барокко проникло в жизнь Чехии как чужак, как искусство приручающее и обольщающее, агрессивное знамя противореформации, как церемонное ликование Церкви над предсмертным хрипом побежденного народа. Народ сначала смотрел на его плоды как на нарцисс, расцветающий из смрадной подгнившей луковицы.
Малостранский костел св. Троицы, который принадлежал лютеранам, в 1624 году был передан босым кармелитам из Испании, а те его в 1636-1644 гг. перестроили в стиле барокко и переименовали на костел Девы Марии Победоносной, т.е. Мадонны, которая помогла Габсбургам победить на Белой горе. Так вкралась в ядро Праги хмурая, ханжеская испанщина, символом которой стало не только пражское Езулатко, но и дон Балтазар де Маррадас, императорский фельдмаршал, командующий пражским гарнизоном, который предоставил средства для перестройки. Самозванцы, которые присвоили себе имущество эмигрировавших и повешенных, мечтали утереть всем нос, продемонстрировать свои возможности, и так вспыхнула строительная эпидемия. Императорские предводители наемного войска и монашеские конгрегации безоглядно сносили целые кварталы и на их месте возводили подавляющие монументальные здания, роскошные жилища для мании величия.
«Адмирал морей Атлантического и Балтийского» не терпел шума, его беспокоил даже писк воробья. После гулких битв генералиссимус так строго требовал тишины, что офицеры из его свиты не решались открыть рот в пустых помещениях его дворца, или говорили так приглушенно, будто кающиеся на исповеди. В княжеской прихожей пажи и лакеи следили, чтобы Шум, или сама жизнь, не проникла в покои Вальдштейна.
На фасаде чередуются мощные граненые колонны с однообразными вертикальными полосами, связывающими окна отдельных этажей. Такая же монотонная и внутренняя сеть бесконечных коридоров, напоминающих тревожные видения Кубина. Также и дворец графа Гумпрехта Яна Чернина из Худениц (1669-1692) кичится неадекватными размерами, будто бы с упорным высокомерием хотел затмить сам Пражский град. Холодный и чопорный дворец производит мрачное впечатление, начиная с колоссального фасада, где между окнами высовываются тридцать палладиовских полуколонн на слишком высоких прямоугольных основаниях.
Но на рубеже 16 и 17 веков условия изменились. Дворянство, которое привыкло быть наивысшей инстанцией в своих великолепных дворцах, выходит из-под зависимости венского двора. Чешское духовенство воскрешает местные традиции и культ Яна Непомуцкого славными рисунками, паломничеством и праздниками. Демонстративные торжества по случаю беатрификации (провозглашения благословенным) в 1721 году и канонизации в 1729 году этого святого повышает значение чешской епархии в католическом мире. Angelo Maria Ripellino |
гл.страница | легенды | мистика | старая Прага | дома, улицы | выставки | контакты |
---|